Sergey Liberman | Secondary Characters

Foie Gras

Я с детства не любил печёнку. Наверное, я перенял это у отца, который часто декларировал такую вот свою особенность, намекая в подтексте, что всё остальное-то он ест без капризов и, следовательно, выгодно отличается своей неприхотливостью среди прочих – “low maintenance”, так сказать. А может, я инстинктивно отвергал это гомогенное холестериновое – что? Его и мясом-то не назовёшь. Foie gras, понимаете ли, pate, ami cochon – а вдумаешься, одно слово, субпродукт, блин.

Вообще-то я в отца: сговорчив, дисциплинирован. Вон, шесть утра, а я уже на работу тащусь, словно жаворонок какой. А работа моя – изо дня в день, одно и то же, четырнадцать лиг в один конец. Другой бы удавился давно, а я – ни дня не пропустил. И опять же, никакой перспективы. Ну ясное дело, куда меня возьмут, с моим-то шнобелем?

А то ещё иногда думаешь: тварь ли я дрожащая или орёл, право имею? Да, был я орлом, а теперь я стервятник, Gypohierax Angolensis, блин! Старый, всё болит, холестерин такой, что эскулапы в обморок падают. В общем, кому судьба индейка, а мне судьба – индюшачий паштет, блин. Про блин – это я зря, между прочим: теперь весь день о блинах думать буду, даром что на безуглеводной диете.

Ладно, хватит. Вроде, подлетаю уже – вон, скала показалась, а вот и этот, прикованный, как там его, со своей печёнкой. Foie gras, блин!

"Prometheus" by Elsie Russell

Песенка Умеренных

«Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,
Чтоб нашему раю ни края, ни сноса...»

«... Есть магнитофон системы “Яуза”.
Вот и все, а этого достаточно»
А. Галич

Мы, по сути, мягкие и скромные,
Нам претят интриги закулисные,
Нас слегка нервируют бездомные,
Нас слегка смущают бескорыстные.
          Мы не рвёмся в олигархов фракции,
          Сальность нам чужда бумажек взяточных;
          Есть на счёте опции и акции –
          Вот и всё, а этого достаточно.

Ни к чему нам фермы джентльменские,
Ни к чему холмы иерусалимские,
Нам милы Облонские, не Ленские,
И Станецкие, а не Сикстинские.
          Коммуналки в Петербурге-городе?
          Лофты на Манхэттене припадочном?
          Есть дом в Ньютоне, земля во Флориде –
          Вот и всё, а этого достаточно.

Кто на Бентли прёт, в Армани ряженный,
Кто лукаво на Тойоте катится.
Мы же не монахи и не ражие,
Мы по мерке выбираем платьица.
          Не прибегнем мы к тщеславья снадобью,
          Не потупим взоры мы загадочно.
          Есть машина марки «Би-Эм-Даблъю» –
          Вот и всё, а этого достаточно.

Есть на счёте опции и акции,
Есть дом в Ньютоне, земля во Флориде,
Есть машина марки «Би-Эм-Даблъю».

Этого достаточно.

"The Discrete Charm of the Bourgeoisie" by Luis Buñuel

Анчар

«Имя рабу было Малх»
Иоанн 18:10

Сам-то я не местный и одежду поэтому ношу не местную. Но я и не кочевник какой-нибудь, и на голове у меня не тюрбан бедуинский, а перевязка, потому что утром я был ранен.

Вообще-то я издалека, с севера, но, между прочим, живу я в одном из лучших домов города. Правда, на правах слуги, а точнее, раба.

А дело было так: давеча, как раз перед праздником, зовёт меня хозяин и говорит: “Малх”, говорит... Вообще-то моё родовое имя Малхасьянц, но хозяину это выговорить трудно. То есть, “Ашурбанипал” выговорить легко, а “Малхасьянц” трудно. Но с другой стороны, Кохэлет учит, что живой раб лучше мёртвого царя, и я с ним согласен. Так вот, “Малх”, говорит хозяин, “Есть такое дерево, анчар называется, и смола его замечательно от поясницы помогает и всякую боль как рукой снимает, так ты возьми этот флакон, выйди из города через западные ворота и иди на запад, пока это дерево не найдёшь. А как найдёшь, так смолы с него набери в флакон и немедленно возвращайся. А дерево, мол, ты легко найдёшь – запах у него такой, как будто кто на нём повесился. Видал, говорит, удавленников? А не видал, так увидишь”. С таким напутствием я и пошёл. У хозяина, стало быть, праздник, а мне идти искать вонючее дерево.

Вышел я затемно, чтобы успеть выбраться из города до жары. И вот уже на подходе к западным воротам нагоняю я отряд солдат с проводником. Ну, мне с ними было по пути, да и любопытно, куда это они отправились ни свет, ни заря. Ну так я за ними и увязался.

И вот, поднялись мы, стало быть, на холм, и вижу я, какие-то бродяги там валяются, спят вроде. Один только, длинноволосый такой, не спит, сидит и раскачивается, то ли молится, то ли плачет. Как солдат увидел, так сразу встал, как будто ждал их. Тут проводник к нему подошёл, они обнялись и поцеловались – то ли здороваются, то ли прощаются. Ну мне любопытно, что за дела, так я поближе подошёл, лица рассмотреть – уже светать начало. Тут, то ли от света, то ли от шума, остальные бродяги просыпаться начали, встают, на солдат пялятся спросонья. И вдруг один из них, здоровый такой бык с курчавой бородой, настоящий Ашурбанипал, хватает два меча, что рядом с ним лежали, и бежит прямо на меня с безумными воплями! Я так и обмер. То есть бежал-то он на солдат, да я как раз на дороге случился. Ну, солдаты тоже мечи выхватили, и началось! И я ровно в середине всей этой потасовки как столб стою! А Ашурбанипал-то двумя мечами крутит по-македонски, отвес качает, как это у них называется, солдаты обороняются, шум, гам... Тут длинноволосый и крикнул ему, мол, бросай мечи, мол всё идёт, как предписано. Ну, Ашурбанипал на него оглянулся и в аккурат мне мечом по голове, то есть не по голове, а по уху – и отсёк его напрочь! Тут я повалился и сомлел.

Сколько времени прошло, не знаю, но когда я пришёл в себя, вижу, лежу я в тени под пальмой, голова перевязана вот этим самым тюрбаном, и кругом никого нет, только этот солдатский проводник сидит, в землю смотрит и раскачивается, то ли молится, то ли плачет. Как увидел, что я очнулся, так раскачиваться перестал, покосился на меня, но ничего не сказал.

Ну, полежал я ещё, да и начал вставать кое-как: идти-то за смолой надо – если поручение не выполню, так лучше к хозяину не возвращаться. Этот на меня посмотрел и говорит, “Quo vadis?” – это он по моей одежде решил, что я по-ихнему не понимаю. Ну, я ему по-арамейски отвечаю, “Иду дерево искать, анчар называется, с запахом удавленника”. “Дерево искать”, говорит он, “это хорошо. Нам с тобой по пути. Ты удавленников-то видал? А не видал, так увидишь”. Ну, мы и побрели вместе.

Долго мы шли, уже изрядно отошли от города, местность кругом пустынная, кусты да деревца чахлые, и вот начинаю я чувствовать отвратительную трупную вонь. Попутчик-то молчал всю дорогу да в землю смотрел, а теперь взбодрился, головой вертеть начал. Идём дальше, кустики да деревца-то пропали вовсе, а вонь всё крепчает. И вот видим мы дерево корявое, с виду мёртвое, только смола сквозь кору каплет. Вонь жуткая, ну так я, не теряя времени, достаю мой флакон и начинаю набирать в него смолу. В это время, гляжу, попутчик мой рубаху снимает, а на поясе у него верёвка намотана – видать, припас заранее – и начинает он её разматывать да всё на дерево поглядывает, вроде как примеривается.

Тут-то до меня и дошло, что он задумал. “Побойся Бога”, говорю, “Наложить руки на себя – великий грех!”. “Грех?”, говорит он надменно, “Да я нынче утром искупил все грехи свои, и прошлые, и будущие. И твои искупил, и всех людей на земле, и да будут всем отныне покой и воля во веки веков!”. Тут он задумался, посмотрел на меня с жалостью и говорит: “Радуйся, раб, придут к тебе покой и воля ещё до следующего рассвета. Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю”.

Заткнул тут я свой флакон пробкой и потрусил к городу так быстро, как только мог, без оглядки. Ну его, этого сумасшедшего! Не видал я удавленников и впредь видеть не собираюсь.

А смолу я, конечно, несмотря на вонь, на рану-то наложил. Хозяин говорит, она боль как рукой снимает.

Anchar
"Jesus Christ Superstar" by Norman Jewison

Отхожий

«Ему унаследовал сын Георг II, прозванный за свои подвиги Обыкновенным. Да, Обыкновенным.»
Евгений Шварц. Голый король

(Under construction)

Попутчик