Foie Gras
Я с детства не любил печёнку. Наверное, я перенял это у отца, который часто декларировал такую вот свою особенность, намекая в подтексте, что всё остальное-то он ест без капризов и, следовательно, выгодно отличается своей неприхотливостью среди прочих – “low maintenance”, так сказать. А может, я инстинктивно отвергал это гомогенное холестериновое – что? Его и мясом-то не назовёшь. Foie gras, понимаете ли, pate, ami cochon – а вдумаешься, одно слово, субпродукт, блин.
Вообще-то я в отца: сговорчив, дисциплинирован. Вон, шесть утра, а я уже на работу тащусь, словно жаворонок какой. А работа моя – изо дня в день, одно и то же, четырнадцать лиг в один конец. Другой бы удавился давно, а я – ни дня не пропустил. И опять же, никакой перспективы. Ну ясное дело, куда меня возьмут, с моим-то шнобелем?
А то ещё иногда думаешь: тварь ли я дрожащая или орёл, право имею? Да, был я орлом, а теперь я стервятник, Gypohierax Angolensis, блин! Старый, всё болит, холестерин такой, что эскулапы в обморок падают. В общем, кому судьба индейка, а мне судьба – индюшачий паштет, блин. Про блин – это я зря, между прочим: теперь весь день о блинах думать буду, даром что на безуглеводной диете.
Ладно, хватит. Вроде, подлетаю уже – вон, скала показалась, а вот и этот, прикованный, как там его, со своей печёнкой. Foie gras, блин!
© 2005
"Prometheus" by Elsie Russell
Песенка Умеренных
«Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,
Чтоб нашему раю ни края, ни сноса...»
«... Есть магнитофон системы “Яуза”.
Вот и все, а этого достаточно»
А. Галич
Мы по сути мягкие и скромные,
Нам претят интриги закулисные,
Нас слегка нервируют бездомные,
Нас слегка смущают бескорыстные.
Мы не рвёмся в олигархов фракции,
Сальность нам чужда бумажек взяточных;
Есть на счёте опции и акции –
Вот и всё, а этого достаточно.
Ни к чему нам фермы джентльменские,
Ни к чему холмы
иерусалимские,
Нам милы Облонские, не Ленские,
И Станецкие, а не Сикстинские.
Коммуналки в Петербурге-городе?
Лофты на Манхэттене припадочном?
Есть дом в Ньютоне, земля во Флориде –
Вот и всё, а этого достаточно.
Кто на Бентли прёт, в Армани ряженный,
Кто лукаво на Тойоте катится.
Мы же не монахи и не ражие,
Мы по мерке выбираем платьица.
Не прибегнем мы к тщеславья снадобью,
Не потупим взоры мы загадочно.
Есть машина марки
«Би-Эм-Даблъю» –
Вот и всё, а этого достаточно.
Есть на счёте опции и акции,
Есть дом в Ньютоне, земля во Флориде,
Есть машина марки
«Би-Эм-Даблъю».
Этого достаточно.
© 2006
"The Discrete Charm of the
Bourgeoisie" by Luis Buñuel
Анчар
«Имя рабу было Малх»
Иоанн 18:10
Сам-то я не местный и одежду поэтому ношу не местную. Но я и не кочевник какой-нибудь, и на голове у меня не тюрбан бедуинский, а перевязка, потому что утром я был ранен.
Вообще-то я издалека, с севера, но, между прочим, живу я в одном из лучших домов города. Правда, на правах слуги, а точнее, раба.
А дело было так: давеча, как раз перед праздником, зовёт меня хозяин и говорит: “Малх”, говорит... Вообще-то моё родовое имя Малхасьянц, но хозяину это выговорить трудно. То есть, “Ашурбанипал” выговорить легко, а “Малхасьянц” трудно. Но с другой стороны, Кохэлет учит, что живой раб лучше мёртвого царя, и я с ним согласен. Так вот, “Малх”, говорит хозяин, “Есть такое дерево, анчар называется, и смола его замечательно от поясницы помогает и всякую боль как рукой снимает, так ты возьми этот флакон, выйди из города через западные ворота и иди на запад, пока это дерево не найдёшь. А как найдёшь, так смолы с него набери в флакон и немедленно возвращайся. А дерево, мол, ты легко найдёшь – запах у него такой, как будто кто на нём повесился. Видал, говорит, удавленников? А не видал, так увидишь”. С таким напутствием я и пошёл. У хозяина, стало быть, праздник, а мне идти искать вонючее дерево.
Вышел я затемно, чтобы успеть выбраться из города до жары. И вот уже на подходе к западным воротам нагоняю я отряд солдат с проводником. Ну, мне с ними было по пути, да и любопытно, куда это они отправились ни свет, ни заря. Ну так я за ними и увязался.
И вот, поднялись мы, стало быть, на холм, и вижу я, какие-то бродяги там валяются, спят вроде. Один только, длинноволосый такой, не спит, сидит и раскачивается, то ли молится, то ли плачет. Как солдат увидел, так сразу встал, как будто ждал их. Тут проводник к нему подошёл, они обнялись и поцеловались – то ли здороваются, то ли прощаются. Ну мне любопытно, что за дела, так я поближе подошёл, лица рассмотреть – уже светать начало. Тут, то ли от света, то ли от шума, остальные бродяги просыпаться начали, встают, на солдат пялятся спросонья. И вдруг один из них, здоровый такой бык с курчавой бородой, настоящий Ашурбанипал, хватает два меча, что рядом с ним лежали, и бежит прямо на меня с безумными воплями! Я так и обмер. То есть бежал-то он на солдат, да я как раз на дороге случился. Ну, солдаты тоже мечи выхватили, и началось! И я ровно в середине всей этой потасовки как столб стою! А Ашурбанипал-то двумя мечами крутит по-македонски, отвес качает, как это у них называется, солдаты обороняются, шум, гам... Тут длинноволосый и крикнул ему, мол, бросай мечи, мол всё идёт, как предписано. Ну, Ашурбанипал на него оглянулся и в аккурат мне мечом по голове, то есть не по голове, а по уху – и отсёк его напрочь! Тут я повалился и сомлел.
Сколько времени прошло, не знаю, но когда я пришёл в себя, вижу, лежу я в тени под пальмой, голова перевязана вот этим самым тюрбаном, и кругом никого нет, только этот солдатский проводник сидит, в землю смотрит и раскачивается, то ли молится, то ли плачет. Как увидел, что я очнулся, так раскачиваться перестал, покосился на меня, но ничего не сказал.
Ну, полежал я ещё, да и начал вставать кое-как: идти-то за смолой надо – если поручение не выполню, так лучше к хозяину не возвращаться. Этот на меня посмотрел и говорит, “Quo vadis?” – это он по моей одежде решил, что я по-ихнему не понимаю. Ну, я ему по-арамейски отвечаю, “Иду дерево искать, анчар называется, с запахом удавленника”. “Дерево искать”, говорит он, “это хорошо. Нам с тобой по пути. Ты удавленников-то видал? А не видал, так увидишь”. Ну, мы и побрели вместе.
Долго мы шли, уже изрядно отошли от города, местность кругом пустынная, кусты да деревца чахлые, и вот начинаю я чувствовать отвратительную трупную вонь. Попутчик-то молчал всю дорогу да в землю смотрел, а теперь взбодрился, головой вертеть начал. Идём дальше, кустики да деревца-то пропали вовсе, а вонь всё крепчает. И вот видим мы дерево корявое, с виду мёртвое, только смола сквозь кору каплет. Вонь жуткая, ну так я, не теряя времени, достаю мой флакон и начинаю набирать в него смолу. В это время, гляжу, попутчик мой рубаху снимает, а на поясе у него верёвка намотана – видать, припас заранее – и начинает он её разматывать да всё на дерево поглядывает, вроде как примеривается.
Тут-то до меня и дошло, что он задумал. “Побойся Бога”, говорю, “Наложить руки на себя – великий грех!”. “Грех?”, говорит он надменно, “Да я нынче утром искупил все грехи свои, и прошлые, и будущие. И твои искупил, и всех людей на земле, и да будут всем отныне покой и воля во веки веков!”. Тут он задумался, посмотрел на меня с жалостью и говорит: “Радуйся, раб, придут к тебе покой и воля ещё до следующего рассвета. Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю”.
Заткнул тут я свой флакон пробкой и потрусил к городу так быстро, как только мог, без оглядки. Ну его, этого сумасшедшего! Не видал я удавленников и впредь видеть не собираюсь.
А смолу я, конечно, несмотря на вонь, на рану-то наложил. Хозяин говорит, она боль как рукой снимает.
© 2007
"Jesus Christ Superstar" by Norman
Jewison
Отхожий
«Ему унаследовал сын Георг II,
прозванный за свои подвиги Обыкновенным. Да, Обыкновенным.»
Евгений Шварц. Голый король
(Under construction)
Попутчик
«Если б знал я, с кем еду, с кем
водку пью, —
Он бы хрен доехал до Вологды!»
Владимир Высоцкий. Песня про попутчика
(Under construction)